Я с завистью рассматривала в интернете фотографии помещений после расхламления – яркие белые стены, сверкающие полы и огромные расстояния между вешалками. Пальто человека по имени Джошуа Филдз Милбурн висело на кирпичной стене в его квартире, словно произведение искусства. А некто по имени Дэвид Бруно оставил в своём доме минималиста 100 нежно любимых вещей. Они были такими минималистами, что вполне смогли бы вести кочевой образ жизни.
Как и многим до меня (и многим после, которые осуждали и разбирали этот опыт по косточкам), когда в строке поиска Pinterest я набирала «минималистичный дизайн», мне хотелось пустого пространства и чистых линий, простоты, обещанной широко известной Мари Кондо.
Мир минималиста наполнен обещаниями: больше пространства для жизни, для размышлений, для свободы от привязанности к вещам. Моя домашняя жизнь с тремя детьми не имела ничего общего со всеми этими картинками. Повсюду игрушки, постоянный бардак, а мой дом, хоть и просторный, казалось, задыхался. Я погрязла под вещами.
Итак, я решила стать минималистом, оставив из всех своих вещей только то, что нужно и любимо. Я проходила помещение за помещением, категорию за категорией, выбрасывая всё, чему находила причину. Я прошлась по своему шкафу, избавившись от большей части платьев для особых случаев и неудобных туфель, а также бесчисленного количества рубашек с дырками и жирными пятнами (которые я носила чаще, чем это следовало). А в местный комиссионный магазин я отнесла несколько коробок со старой кухонной утварью, праздничными украшениями и диванными подушками. Казалось, что это не так уж и важно.
Я приняла вызов минимализма, что привело к тому, что я избавилась от более чем 400 вещей за один месяц. В первый день я выбросила одну вещь, во второй – две, потом – три, и так на протяжении всего месяца.
Я опустошила все ящики с хламом. Я выкинула все столь драгоценные детские вещи, из которых моих дети уже выросли. Я разобрала все свои памятные сувениры: фотографии одноклассников, имена которых давно стёрлись у меня из памяти, записки поклонников и значки за достижения в хоре.
Я понимала, что минимализм – это что-то типа образа жизни, а не направление, но не могла не впадать в отчаяние, когда оглядывалась вокруг. Беспорядок не исчез. Стены остались заляпанными. Не важно, сколько я тратила на то, чтоб изменить свою жизнь, но где-то всегда оставался беспорядок и ещё одна пара обуви и ещё одна кучка конвертов, требующих моего внимания. И хотя количество всех мои пожитков свелось к аскетичному минимуму, работы в доме осталось ровно столько же, словно ничего не поменялось.
Спустя несколько месяцев во власти навязчивой идеи минимализма, я могла перечислить поимённо каждую имеющуюся у меня вещь. Я открывала документ на экране компьютера и составляла список всего только моего, что лежало в моей косметичке, в моём шкафу, на кухне или в коридоре. Я решила, что это поможет мне понять, что дальше делать со всем этим своим имуществом, но в конце концов у меня образовался список, показывающий, как мало в моей жизни осталось именно моего.
Основная причина, по которой мой минимализм не изменил мою жизнь, была в том, что большая часть завалов, вызывающих стресс, мне не принадлежали. Если бы я избавилась от вещей мужа и детей, то в доме стало бы пусто. Вещи из моего списка могли запросто уместить маленькой кучкой в углу спальни, но это если бы я выкинула оттуда все ботинки своего мужа. Это было главной причиной того, почему я не смогла обнаружить этого самого иллюзорного свободного пространства. Моя жизнь была заполнена вещами других людей, и моей обязанностью было позаботиться о них.
Мне нужно было самой разгребать гору игрушек, подаренных близкими родственниками. Именно мне нужно было помнить, где именно в доме находится та или иная вещь в данный момент времени, потому что мне одной нужно было, чтобы она оказалась на месте. Предполагалось, что я – властелин всего барахла, которое на самом деле было чужое, а у меня оно просто путалось под ногами.
У меня мало чего было (и есть), а вот работы по дому всегда хватало с головой. То, что я стала минималистом, не спасло ситуацию; это лишь подчеркнуло невидимость материнства. Считается, что мама – единственная, кто несёт ответственность за всё, убирает бардак и следит за домом. Мама делает всё удобным и всех счастливыми. Она помнит о том, что нужно сделать и либо делает это сама, либо поручает кому-то. Минимализм показал мне, какую большую часть своей жизни я проводила в заботах о других и о чужих вещах – гораздо больше, чем о самой себе.
А вот на что действительно следовало бы обратить внимание – так это не на мои пожитки, а на распространённое мнение о том, что я несу ответственность за вещи всех остальных. Если мне требовалось больше пространства для жизни и размышлений, то мне надо было перестать прислуживать.
На самом деле это не минимализм случайно мне помог восстановить чувство пространства и свободы в собственной жизни. В этом мне помогли (бесчисленные) разговоры с мужем про труд и просьбы взять на себя часть его ответственности в нашей совместной жизни.
Это невероятно – насколько меньше все вещи стали меня раздражать, когда я теперь не одна постоянно убираюсь или напоминаю остальным об этом. Я бы сегодня с трудом назвала себя минималистом, но довольно часто я испытываю то чувство спокойствия, за которым я так гналась по этим вылизанным минималистичным картинкам – и если у меня в шкафу не пусто, то хоть в голове не бардак.
Перевод: Ната Б.
